CTPAHA KOTOPOЙ HET

Вы поступили на физико-математический факультет Вильнюсского университета. Почему?

Мне интересно было заниматься и физикой, и математикой, но в школе. В математике все приблизительно, одни формулы. Из пункта А в пункт В двигается… И все время он с постоянной скоростью двигается! Все упрощенно, приблизительно округленно. Я потерял интерес, когда началась высшая математика. Физика – в принципе тоже математика. А театр меня всегда тянул. Театр. О кино мысли даже не было.

Регимантас Адомайтис в роли Трапса в фильме "Авария" Витаутаса Жалакявичуса. 1974 год. Фото: В.Нисанов / РИА Новости

А как на смену профессии отреагировали родители, что сказали?

Ну что им оставалось говорить? Отец, правда, скоро умер, я еще учился. А мать, она конечно, не противилась моему выбору. Ну и никаким я не стал актером в консерватории (Адомайтис учился на актерском факультете Вильнюсской консерватории – прим. ред.). Потому что выучить таблицу умножения и научиться перейти сцену – это еще ничего не значит. Это только азбука. Я не знаю, когда становятся актером. Для некоторых вообще не нужна никакая школа, они сами по себе, имеют какое-то интуитивное чутье. Например, Будрайтис. Он не имеет никакого образования, но создавать персонаж, создавать характер – это он умеет делать лучше всех профессионалов.

Как ваша жизнь изменилась после выхода фильма "Никто не хотел умирать", после того, как вы стали знамениты на всю страну?

Изменилась... Вы знаете, изменилась, но понемножку, постепенно, не было такого резкого скачка, как некоторые актеры говорят – после одной роли. Меня начали приглашать в кино, в другие студии, и я вошел уже в кинематографический мир, стал сниматься. При этом мне хватило ума не бросать театр, ведь театр я считаю основным нашим домом, для меня это основное.

Фрагмент фильма "Никто не хотел умирать" Витаутаса Жалакявичюса. 1974 год.

Не думали бросить театр ради кинокарьеры?

Неееет, никогда не думал. Для актера – театр его настоящий дом. Кино – это техника, от нее много зависит, притом самого творчества в кино крупицы. Сейчас чуть-чуть побольше, когда сериалы снимают. Но в этих сериалах не поднимаются до уровня, когда можно говорить об искусстве. Мне нравится в театре прожить жизнь своего персонажа от начала до конца. А кино долгий процесс.

Как вам удавалось совмещать работу в театре и кино, ведь кино - это постоянные разъезды?

Не знаю, я был в хороших отношениях со всеми в театре и участвовал во многих новых постановках. Тогда нельзя было жаловаться, что работы мало. Одновременно в Литве три-четыре картины делали в год.

В советских фильмах вас часто озвучивали. Когда вы начали учить русский язык?

Часто, но не всегда. Если нужна чистая речь, то озвучивали. А в некоторых фильмах я и сам свои роли озвучивал, все-таки акцент немножко есть. Русский язык я начал учить в школе - тогда это был второй язык. Сейчас в некоторых школах этого нет, есть английский. А тогда был русский язык.

Регимантас Адомайтис в фильме "Король Лир" Григория Козинцева. Фото: РИА Новости

Сильно ли изменилась ваша жизнь во время перестройки? Вы не жалели о том, что распадается страна?

Это был процесс, все происходило постепенно. Не так, что в один прекрасный день все свершилось, ничего подобного! Конечно, мы, литовцы, за редкими исключениями, уже не мечтали о независимости, это казалось невозможным, абсолютно нереальным. Столько лет уже советская власть просуществовала и казалось, что это на веки веков. Всю конструкцию сломать казалось невозможным. Но подсознательно мы все хотели независимости.

И неважно было, комсомолец ты или там в компартии. Я вот в компартии не был, но комсомольцем был. Но я не отношусь к тем людям, которые считали, что коммунисты - это наши враги. Ничего подобного. Такие были жизненные обстоятельства. Редкий  член партии, наверное, верил на самом деле в этот коммунизм, социализм, во все эти красивые идеи. Конечно, были идеалисты - в любой сфере бывают свои Дон-Кихоты, наивно верующие люди, фанатики. Но основная масса коммунистов - это были люди, которые в партию вступили из-за карьеры.

Меня вступать в партию никто не заставлял и даже не уговаривал. Как-то так получилось, что я довольно рано стал известным и мне не надо было добиваться известности какими-то другими способами, подниматься по карьерной лестнице с помощью чего-то другого, не ролей.

Тем не менее, в годы независимости ваша жизнь изменилась - стало меньше ролей в фильмах, заказов из России стало меньше. Что произошло с Вильнюсской киностудией?

Я и не знаю даже, что случилось с Вильнюсской киностудией. Если вы съездите туда, вы там ничего не увидите, снесли все, пустыня. Кто-то купил участок земли. И ему, наверное, показалось выгоднее строить жилые дома, чем кино заниматься. У нас ведь маленькая республика. Но в советское время мы по плану делали три-четыре-пять фильмов в год. А когда этих планов не стало, снимать кино для такого государства, как Литва, стало большой роскошью.

Фрагмент фильма "Трест, который лопнул" Александра Павловского. 1982 год.

Хотя на Вильнюсской киностудии продолжали сниматься картины, но в основном она стала обслуживать приезжих. Приезжали немцы, американцы, русские. Но студия стала обслуживающей, а самостоятельных картин стало меньше. Хотя делается иногда одна-две картины в год. Откуда деньги, откуда спонсоры? Не знаю. Ведь делать литовское кино – коммерчески невыгодное дело: у нас мало зрителей, оно никогда не окупится.

В театре с того времени тоже кое-что изменилось. Начали создаваться коммерческие независимые театры, но связи с московскими, с петербургскими театрами стали меньше. Но не могу сказать, что они прекратились. Все-таки наши педагоги и следующее поколение прошли российскую театральную школу и нас так обучали - в основном это школа реалистического, психологического театра. Она идет от Станиславского, от Немировича-Данченко. И литовский театр сейчас стал интересным для российских зрителей, потому что у нас появилось немало хороших режиссеров. Для такого государства, как Литва, у нас много-много хороших режиссеров. Вот, например, Римас Туминас руководит Вахтанговским театром.

Какие роли вы для себя считаете самыми важными?

Самая важная – это первая роль здесь в Вильнюсе, на сцене Академического (Национального) театра в "Затворниках Альтоны" Жан-Поля Сартра. Я играл Франца, добровольного затворника Франца, и эта роль меня очень увлекла. Представители французского экзистенциализма писали пьесы как наглядное пособие своих мыслей, своих философских взглядов. Я тогда очень увлекался экзистенциализмом, мне все это понятно было, интересно.

И сейчас у меня есть одна интересная роль в Малом театре, которым руководил Туминас до отъезда. Он поставил пьесу на троих актеров, она называется "Последние месяцы"... ну, то есть "Последние луны" ("Le Ultime Lune" - прим. ред.), ее автор Фурио Бордон.

В первой части мы все трое, а во второй - только я один, монолог. Я играю старика, которого сын отправляет в дом престарелых. И там в начале происходит диалог с умершей женой, он с ней разговаривает, прощается. Потом сын приходит – "что ты там не сложил вещей" кричит. И отец над ним немножко так подшучивает.

А вторая часть - жизнь в доме престарелых, герой рассказывает про жизнь, про стариков 70-80-90 летних.

Эта пьеса попала мне в руки случайно – переводчица предложила мне почитать. И я почитал, и надо же  - эта пьеса, которую я ждал, о которой я мечтал: в ней как будто ничего не надо играть. Это ведь все так, как со мной - правда, сыновья никуда пока не отправляют.

И вот в этой пьесе я понял, что ничего не играть в театре невозможно. Иначе это не театр, а беседа, лекция. Но здесь игра сводится до минимума, все это как будто с тобой – тебе ничего не надо придумывать. Я и отдал ее Туминасу, а он поставил.

Сейчас меня немножко мучают провалы, пробелы в памяти. Играешь-играешь, и вдруг не знаешь, что дальше говорить. Но потом вспоминаешь или как-то выкручиваешься. Приходится по много раз повторять, вспоминать, повторять. В моем возрасте это не так легко.

Регимантас Адомайтис в фильме "Чувства". 1968 год. Фото: РИА Новости

Чем вы занимаетесь кроме театра, ведь сейчас у вас больше свободного времени, чем раньше?

Конечно, нагрузка меньше, роли не те. Те роли, на которые в молодости приглашали, их сейчас нет, конечно. Но тем не менее, я еще занят, сразу в трех театрах. И в кино тоже - вот я недавно вернулся из Праги, где российская компания снимала кино, у меня там эпизодик был. Чаще всего, конечно, эпизодики, роли, которые творчески большого интереса не представляют. Что поделать, стареем.

А вообще в свободное время я ничем не занимаюсь. Я очень люблю ничего не делать. Хотя вот сейчас пойду покупать книгу по кулинарии и буду по этим рецептам готовить. Жена умерла, еще один сын сейчас со мной живет, а он очень много работает, с утра до поздней ночи, приходит усталый, ему надо что-то приготовить. Вот так приобретаю новое образование.

Вас продолжают узнавать на улице?

Уже редко. Я стал седым, лысым, а молодежь не смотрит старых фильмов. Всякую белиберду они смотрят. И здесь, и в России показывают все эти ужасные фильмы, сериалы, детективы, криминал. Я считаю, они вносят очень много негативна в жизнь людей.  

Конечно, социалистический оптимизм – это тоже определенное искажение. Тогда "воспитывали советского человека", человека будущего, который будет жить при коммунизме, когда все будут, как ангелочки. Конечно, все это глубокое заблуждение. Жизнь разная, и управляемая далеко не только Богом, но и дьяволом. Это не я придумал, это еще Достоевский сказал. Душа человеческая – это поле сражения бога и дьявола.

Но что сейчас? Только насилие. Только убийства. Я считаю, это очень негативно влияет на молодежь, особенно на молодежь. Хотя придавать этому особе значение, наверное, не стоит. И все же если каждый вечер смотришь только убийства – у тебя в мозгу что-то нехорошее случается.

Фрагмент фильма "Мужчина для молодой женщины" Мурада Ибрагимбекова. 1996 год.

У вас осталась ностальгия по старым временам?

Абсолютно нет, и слава богу. Я считаю, надо жить сегодняшней жизнью, а мечтать... Пожалуйста, мечтай, сколько хочешь, но надо смотреть на вещи реально. Не обманывать ни себя, ни других, не создавать о себе никаких мифов или что-то подобного.

Конечно, люди всегда сравнивают – вот тогда было лучше в этом отношении, сейчас вот – это плохо, то плохо. Но это не значит, что мы хотели бы вернуться назад. Независимость – это большое-большое богатство. Свобода, независимость. Но это же тоже вещи, которые требуют определенной ответственности. В нашей жизни много негативных вещей, но это не значит, что мы хотели бы повернуть назад.