CTPAHA KOTOPOЙ HET

Мы долго ехали вверх-вниз по горам, потом по ущелью вдоль реки, миновали неработающий аэропорт, впечатляющую старинную крепость, несколько сел, военных баз, потом кладбище. Вдруг дорога вырвалась из ущелья и покатилась было по равнине, но тут же завязла в руинах. Это и был Агдам.

- Как пробка, видишь, - прокомментировал наш проводник.

При въезде в город мы миновали несколько торчащих из земли плит и разбитую колонну - памятник победе в Великой Отечественной войне. Дальше по улице - ресторан "Агдам", театр, универмаг, мечеть, парк с книжным магазином, самая большая в городе школа номер 1 имени Садреддина Байрамова, базар, чуть в стороне - кинотеатр "Дружба", почта. Что где было, мы узнавали только благодаря нашему проводнику или "Викимапии" - все эти здания, кроме мечети, представляли собой груду камней. Наш проводник озирался с видом жестокого торжества:

- Сожгли дотла - и правильно сделали.

Я со многими армянами беседовал об Агдаме, и каждый говорил о нем с такой ледяной ненавистью, что мне делалось не по себе. Они описывали этот город как какой-то Содом, а разрушение его в 1993 году представлялось им почти библейским возмездием. Агдам, говорили мне, был обителью всех грехов этого мира. Рассказывали, что там процветал один из крупнейших в Советском Союзе криминальных рынков, что там можно было без труда достать любые наркотики и любое оружие, что публичные дома там действовали почти открыто, пользуясь покровительством местных властей. Богачи здесь купались в роскоши - на горах, нависающих над городом, нам показывали остатки роскошных дач партийных бонз и директоров заводов по производству легендарного портвейна.

Бедняков же здесь, разумеется, притесняли. Одна карабахская армянка вспоминала, что и в стабильные советские годы, когда через Агдам проходил автобус из какой-нибудь близлежащей армянской деревни, его закидывали чем попало, а иногда даже останавливали и вымогали у пассажиров деньги. И всякий раз, говорила она, проезжая на этих автобусах через Агдам и слушая оскорбительные выкрики и стук камней и гнилых овощей о борта, армяне мечтали о том, чтобы этого города не стало. Армяне до сих пор уверены, что азербайджанские власти нарочно прокладывали дороги так, чтобы при поездке из одной армянской деревни в другую нельзя было миновать Агдама.

Любительская съемка 1988 года, Нагорный Карабах

...В Степанакерте, Шуши, Мардакерте, Мартуни следов войны уже почти не заметно. Агдам же лежит в развалинах уже двадцать лет. Полуторавековую мечеть сохранили нарочно: во-первых, два высоких минарета - ориентир для артиллеристов (это самый центр города), а во-вторых, в пропагандистских целях: армяне то и дело подчеркивали в разговорах, они-то мечеть сберегли, а азербайджанцы-то в Шуши устроили в церкви оружейный склад, зная, что армяне не будут по ней стрелять.

Восстанавливать Агдам никто не собирается. Один чиновник в Ереване говорил мне:

- Это же не наша земля.

Агдам расположен на самой границе азербайджанского Равнинного Карабаха и армянского Нагорного. До 1923 года он оставался ареной противостояния между двумя только что советизированными республиками. Кавказское бюро ЦК РКП(б) то отдавало Нагорный Карабах Армении, то передавало Азербайджану, то откладывало окончательное решение вопроса. В конце концов область досталась Азербайджану.

Согласно распространенному среди армян убеждению, руководство Азербайджанской ССР всячески поощряло переселение азербайджанцев в рубежный Агдам, а также в Шуши (азербайджанский анклав в глубине Нагорного Карабаха), чтобы разбавить армянское население.

С начала Карабахской войны Агдам был основной опорной базой азербайджанцев. Агдамский добровольческий батальон Аллахверди Багирова совершил одну из первых операций войны, напав 1 января 1992 года на армянское село Храморт, убив там нескольких стариков и спалив 40 домов. В Агдаме и окрестностях располагались огневые позиции, с которых обстреливались окрестные армянские поселения. Город еще больше, чем прежде, был для армян воплощением всего враждебного и ненавистного.

Они взяли Агдам в июле 1993 года после более чем месяца боев. Потерь среди мирного населения почти не было: большинство жителей бежали при первом штурме, понимая, что если попадутся армянам - резать их будут с особой яростью.

Разграбление захваченных городов и сел было нормой для той войны, в этом армяне и азербайджанцы не отставали друг от друга. Но Агдам грабили с особой яростью. На добыче от этого разграбления сколочено не одно крупное состояние. Из камней, утащенных оттуда, построен не один дом в Нагорном Карабахе. Жители окрестных деревень регулярно собирают гранаты в садах, бурно разросшихся среди руин.

...Нам навстречу попался человек верхом на осле. За ослом тащилась, отчаянно скрежеща, маленькая тележка.

- Вы здесь живете?

- Да.

- Чем занимаетесь?

- Ничем. Огородом.

Он представился Гауром и рассказал, как для него началась Карабахская война. Он работал в Агдаме на стройке. Начальник его был азербайджанец. В тот день перед военкоматом (тут он ткнул пальцем в руину у себя за спиной) собралась огромная толпа людей, вооруженных чем попало - палками, лопатами, вилами. Никто не понимал, что происходит, но начальник дал ему и еще одному своему подчиненному-армянину три рубля, поймал им такси и сказал: "Прощайте!" Вслед за ними, рассказывал Гаур, из Агдама в сторону Аскерана (следующий город на пути к Степанакерту, населенный преимущественно армянами) двигались танки.

Сам он не воевал, пока у него не убили сына.

- Не воевал, - поправился он, - а свою землю защищал.

- А теперь не жалеете? - спросил я.

- О чем?

- О войне.

- Нет. Мы себя защищали. Начальники все ихние были. Мы работали - они деньги получали. Армяне хотели участок взять, дом построить - не дали. А им все давали.

Гаур со своим ослом совсем не был похож на оккупанта. Хотя по сути им и был: он живет на земле, которая официально признана азербайджанской территорией, оккупированной карабахскими армянами.

Таких оккупантов в Агдаме - несколько человек. Они живут в уцелевших или кое-как восстановленных домах, держат скот, разводят огороды. Своей воды нет - приходится покупать примерно по 10 долларов за бидон.

Одна большая семья самоселов - три поколения - даже держит в Агдаме магазин: минералка, сигареты, орешки какие-то. Водка, само собой. Закупаются в основном проезжие - из Агдама одна дорога ведет вдоль линии фронта на юг, в Мартуни, другая - на север, в Мардакерт.

Глава семьи, Арен, в советские времена был колхозником. Он пригласил нас на чашку кофе и уверял, что нынешним своим положением доволен: как поработает - так и поест, не то что раньше. Тяжело, конечно, зато понятно: рассчитывать не на кого, кроме как на себя.

Вместе с ним живут жена, ее сестра, дети, внуки мал мала меньше.

- Я не хочу, чтобы они уезжали, - сказал он, и я с ужасом обвел глазами руину, в которой они живут. - Мы за эту землю кровь проливали - как же ее теперь отдавать!?

- Так ведь это не армянская земля, - возразил я.

- Армянская! - отрезал Арен. - А Арарат - что, турецкая земля? Почему они ее нам не отдают? Почему мы им должны отдавать?..

...Один мой ереванский приятель доверительно говорил мне:

- Ты понимаешь какое дело... Это ведь первая война, которую мы выиграли за черт знает сколько веков. У нас ведь как раньше было. Россия с Турцией воюют: русские наступают, за ними армяне идут, селятся в Карсе, в Ардагане, в Эрзуруме; турки наступают, русские отходят, армяне вместе с ними бегут, турки опять занимают дома. А тут - сами...

По сторонам от Агдама, вдоль линии фронта, вдоль границы Нагорного и Равнинного Карабаха, еще немало разрушенных поселений - как армянских, так и азербайджанских. Выглядят они одинаково.