CTPAHA KOTOPOЙ HET

С Олегом Хмелевым мы познакомились в 1997 году. Меня отправили на таджикско-афганскую границу в командировку. Олег, в то время слушатель Академии Федеральной пограничной службы, вернулся в те места, где воевал, по служебной надобности. Почти две недели мы вместе жили в учебном центре Группы российских погранвойск, потом летали в Московский погранотряд, общались, пили местную паленую водку. Он, конечно, рассказывал что-то про свою службу на афганской границе, но без подробностей. Только по возвращении в Москву я узнал, что Олег Хмелев – Герой России.

Он служил в Таджикистане с 1993 по 1995 год, потом закончил Академию пограничной службы, некоторое время работал на пограничном контроле в московских аэропортах ("женский коллектив со своими прибамбасами"), потом служил в пограничной полиции миссии ООН в бывшей Югославии, потом - в миссии ОБСЕ по мониторингу российско-грузинской границы (знаменитое Панкисское ущелье, где бесконтрольно переходили границу боевики-наемники), обучал грузинских пограничников.

Олег рассказал, за что получил звание Героя России:

К тому моменту я в Московском отряде прослужил год. Уже был в десантно-штурмовой маневренной группе заместителем начальника ДШЗ (десантно-штурмовой заставы). У нас был пост "Тург", господствующая высота над 12-й заставой – где-то 2250 метров. Прямо перед постом – "зеленка", бывший заповедник. Рядом вертолетная площадка и пост (выше нас) таджикского КНБ (Комитета национальной безопасности) с 15 бойцами. Наш пост был выносной от 12-й заставы, с него до заставы спускаться где-то полтора часа; на подъем, естественно, три-четыре, а если ночью, то и шесть-семь. Несли службу 20 бойцов и два офицера: я и Вячеслав Токарев.

Служба  как служба на посту. У нас было две позиции: перед нами – горы, скальники, развалы, сколы, а потом Пяндж – маленькая просматриваемая в бинокль полоска. Остальное все – территория, не контролируемая пограничными силами. Мы знали, что перед нами была база боевиков – полтора километра по прямой, а если  пешком – то суток двое. За Пянджем был Афганистан – даже просматривались  несколько кишлаков.

Поначалу обстановка была спокойной, и мы даже спускались вниз, к реке. Во-первых, чтобы проверить территорию перед нами, а во-вторых, чтобы пограничники не засиживались, а обучались правильно передвигаться в горах. Но до той базы мы не доходили, естественно: страшно. Мы же ходили на свой страх и риск, без команды и поддержки отряда, без прикрытия. Не то, что нельзя… я сейчас как подумаю, что мы там творили, - я бы сейчас так не сделал, никогда в жизни.

А тогда мы ходили туда, вниз, к границе, к Пянджу, по минным полям. Минировали моджахеды. Я помню, как растяжки растаскивали, "лепестки" сбрасывали с троп. "Лепестки" – это такие мины с лепесток размером. Потом в разведотдел докладывал о результатах наших выходов с указанием координат мест схронов,   стоянок моджахедов. Обнаружили мы две огневые позиции нашего "Турга" внизу. Тогда я увидел в первый раз, как боевики оборудуют свои позиции, и их снабжение. В горах  тяжело с едой, а у моджахедов уже тогда были и консервные банки с вареными очищенными яйцами, и колбаса,  и, конечно, шоколад. 

И вот за две недели до событий моджахеды нас начали потихонечку обстреливать с базы НУРСами (неуправляемые реактивные снаряды) и ДШК (крупнокалиберные пулеметы). Ну и мы начали огрызаться. У нас был СПГ (станковый противотанковый гранатомет), который в горах  считается  точным оружием. И в горах мы попадали в базу. За неделю они стали стрелять поточнее (якобы появился русский инженер). Обстрел велся с определённой периодичностью. Постоянно. А у нас  и выстрелов не так много к  СПГ, мы на эту дуэль достаточно потратили. Мы уже огрызались не так интенсивно.

Летит над нами НУРС – пригибаемся, потом встаем из окопов – очередь ДШК. Повезло нам тогда, ни в кого не попали – ракеты взрывались на тыловом посту за  нами, тоже от 12-й заставы. На том посту так и думали, что это их обстреливают, и наши доклады их впоследствии не переубедили.

С отрядом связь была раз в неделю, а с заставой постоянно. В последние две недели нам даже стали воду повозить в бурдюках "вертушкой", к реке вниз мы не ходили. Была однозначная команда сидеть  и обеспечивать свое дежурство, наблюдать и себя охранять. Летчики доставляли нам самое необходимое под постоянным обстрелом.

Фото из архива Олега Хмелева

Времени на посадку-высадку было пять-десять минут. Пока на той стороне сориентируются – наблюдатель  вызовет стрелка к ДШК, стрелок подбежит и прицелится -  наш летчик подлетает, подсаживается порой на одно колесо - и уходит вниз.

Ну, а  18 августа все  началось. Выстрел НУРС и ДШК, с интервалом в 10-15 минут. Развод и постановку приказа (на сутки) проводили в районе 17 часов, а в этот день провели с Вячеславом раньше на полчаса. Темнеет в горах рано, и в шесть отделение должно быть на посту на тригопункте (господствующая высота в сторону границы с организованной службой, блиндажом и автоматическим станковым гранатометом АГС).

 В этот день у меня кошки скребли на душе, и я попросил Сергея Пенькова подняться на пост раньше, до смены (срочник Сергей, как сейчас помню, в этот день письмо получил  от девушки, что она его ждет – он такой был счастливый). АГС имел особенность – заедал. Без Сергея, без хозяина, из этого АГСа никто не мог стрелять, только он знал, как с этой неисправностью сладить.

Он так не хотел идти, но пошел. Не дошел 50 метров до позиции и принял свой бой. И тут все началось.

А нас уже обложили со всех сторон. Слева от нас сидели КНБ – они отошли. И получилось так, что мы оказались как на ладони у всех. Моджахеды заняли все три господствующие высоты, и мы оказались в котле.  Уходить в ночь на заставу - это спуск и кранты, смерть. Нас бы гранатами забросали.

Выход был только один – остаться. И мы остались и приняли ночной  контактный бой со всеми вытекающими последствиями. Связи с трикопунктом не было, и я дал команду Смирнову о подготовке группы на выход. Он был контрактник, 28 лет, прошел Афган. Пока добежал до блиндажа за снаряжением, Вячеслав Токарев увёл группу. Мы с ним оба лейтенанты, оба молодые,  с одного места прикомандированы с Забайкалья, из одного отряда даже. В такой ситуации спорить и препираться нельзя ни в коем случае. Не успел я поспорить в тот момент с ним. А он с автоматом уже был, взял Смирнова с двумя десантниками - и побежали на трикопункт. Они как только вышли с позиции - нас плотно прижали огнём. Когда группа дошла до Пенькова,  завязался  бой и у них. Погиб Вячеслав Токарев, Жердев его вытащил и скатился по щебёнке вниз, в скальник. Николай Смирнов, раненый, прикрыл их, позицию  держал. Смирнов тоже погиб чуть позже, потом мы его с утра нашли..

В течение ночи наши товарищи добирались к нам на позицию. Я не знал, что Слава погиб, ещё надеялся и кричал в горы, чтобы он мог среагировать на звук. Но выполз Антон Жердев и доложил, что Вячеслава он вытащил убитого и присыпал в камнях в расщелине. Командир Масюк вытянул БМП 201-й дивизии к подножию "Турга" и дал команду открыть огонь по господствующим высотам через наши позиции.   Когда тяжело стало совсем (боеприпасы заканчивались),  я запросил открыть огонь по господствующим высотам из САУ и ГРАД.

Вот и все, что еще рассказать? Было тяжело на самом деле: они подходят, а у нас гранат нет. Попросил огонь. Я знал, что у нас на 13-й заставе стояла батарея САУ, ГРАД - и вот они начали стрелять. Я знал, откуда стреляют, как стреляют, поэтому я уже все корректировал  визуально по разрывам. Слава богу, в нас не попало.

Где-то в районе четырех светает. Нам надо было спуститься, и чтобы уйти с линии открытого огня, я взял группу из четырех человек, и после непродолжительного интенсивного огня по маршруту нашего подъема выдвинулись. Я чувствовал, что там уже никого нет, но, на всякий случай, обработали из всего, что было, тропы для подъема. Спускаемся, солнце встает, нас накрыло тенью от гор. Сейчас мне кажется, что так невозможно смоделировать наш выход, как это мы сделали тогда.

Мы спустились, потом поднялись наверх, заняли позицию на господствующей высоте. Я должен был стрельнуть три раза вверх (сигнал старшему на позиции, что всё нормально), а у меня заело патрон в патроннике, сосед дострелил. Это мы так доложили. А автомат на самом деле устал, уже не стрелял, и надо было давать команду своим на приведение оружия к бою (чистить и проверять). Убитых мы тогда на пути не нашли и просто закрепились. Потом я спустился вниз, собрал бойцов, организовал поиски убитых. Доложил в отряд, что позиция (трикопункт) нами занята, и уточненные данные о погибших. Так и выстояли. Потом уже начали запрашивать, чтобы борт пришел за нами. Часов в пять утра уже все было спокойно, часов в восемь утра КНБшники обратно пришли. Мы остались на сутки еще в горах - вводили в курс дела прибывшую смену. Вот так все и получилось.

Вообще, если подумать, это, наверное, был последний бой в нашей новой истории, когда плечом к плечу в одном окопе рубились таджик, русский, узбек – я говорю про гражданство и принадлежность к государству. Некоторые из моих бойцов стали потом гражданами Узбекистана,  одного я вообще увидел в новостях как представителя ополчения во время  в Ошских беспорядков.